Человечество всегда пленяли и влекли такие отвлечённые от бытовых неурядиц понятия, как вселенская бесконечность, временная ограниченность физического бытия и бессмертие вне тела. При этом мало кого заботило то, что в принципе всё это на современном уровне знания непознаваемо. Что в реальности того или иного явления можно быть уверенным, лишь пощупав его «вещный план» руками либо зафиксировав зрительно. Вот здесь, по крайней мере на мистическом уровне, начинается главная, как образно назвал её французский астроном и исследователь непознанного Камиль Фламмарион, «щемящая череда тайн, прекратившая быть таковой в силу того, что события не мерещились, а, полно разворачиваясь, дышали».
Впрочем, обольщаться не следует. Мистика на то и мистика, чтобы мир её, будучи сотканным из зыбких материй, ставил наши представления о причинно-временных связях, физических законах с ног на голову. Аристотель ещё заметил, что мистическим явлениям, как правило укутанным в мертвящий свет луны, подходит определение кривого зеркала, формирующего неправильные перспективы. Но перспективы-то есть. Не грех взглянуть на них со стороны.
ФЕЯ ПАРОВОГО КОВША
Полночь18 мая 1899 года запомнилась парижанам тусклым светом ущербной луны, на фоне которого прогремели несколько взрывов паровых котлов. Случилось это совершенно синхронно на чулочной и лакокрасочной фабриках. Раз так - полицейские немедленно принялись искать злоумышленников, приведших в действие адские машины. Так как злоумышленников не нашли, несчастья списали на халатность машинистов котлов, скверно контролирующих давление пара. Версия из рук вон негодная. Котлы работали в треть силы, только приводя в действие станки, а не отопительные, как практиковалось зимой, контуры помещений.
В конце концов, из недр столичного полицейского комиссариата вышел своего рода шедевр, пестрящий массами оговорок, как представлялось стражам правопорядка, доказывающих поголовную склонность персонала котельных к лунатизму, «болезни массового помешательства, из-за которой машинисты и кочегары устранились от прямых обязанностей». Далее в документе прямо сказано о том, что котлы приказала бросить прекрасная особа, внешность и одеяние которой кочегары и машинисты двух фабрик, лично не знакомые, описывали совершенно идентично. Более того, кочегар чулочной фабрики Гастон Бюно, художник-любитель, нарисовал карандашный портрет феи, как значится в рапорте, в стандартах ангельского прототипа.
Как поэтапно развивались события с участием «гостьи мистических миров», явствует из очерка Камиля Фламмариона, проведшего с персоналом котельных многочасовые доверительные беседы. Фламмарион, выяснив, что фея внешне была для всех одноликой, на самом деле «подспудно ощущалась» для каждого участника событий девушкой «определённо любимой и почитаемой в дни юности, увы, ныне не живой, осуществившей в настоящем времени контакт с дорогим в прошлом человеком, благодаря особенным свойствам света могильной луны». Свет этот, по восприятиям, не был вовсе светом в прямом смысле. Начальник котельной чулочной фабрики, инженер Клод Шамис, описывал его, как мельчайшие осколки зеркального стекла, пролившиеся дождём.
Шамис, менее других пострадавший от взрывов, не получивший ожогов и ссадин, рассказывал мэтру Фламмариону: «Стремительной обыкновенной для меня походкой я вошёл в машинный зал. Не успев уклониться, прошёл сквозь неизвестно откуда взявшуюся даму, очень стильную и красивую. Была она точно из лунного света сотканной. Была она, пожалуй, и тенью, от которой тянуло невыносимым холодом. Я сразу вспомнил мою безвременно погибшую при взрыве локомотивного котла невесту Клотильду. Дама, прежде чем растаять, как тает первый снег, дала жестами понять, чтобы я бежал от неминуемой беды, уводя с собою рабочих. Я подчинился, крикнул, чтобы все присутствующие бежали, потому что фундамент паровика принялся угрожающе дрожать. Его сорвало с анкеров. Я отчётливо увидел, как трещины медленно расползаются по стенкам большого и малого котлов. Прежде чем рвануло, услышал громкое напутствие голосом Клотильды, чтобы я навестил её могилу в первое же полнолуние».
Фламмарион пишет, что, если Клода Шамиса спас от неминуемой гибели призрак покойной возлюбленной, то других, уцелевших в эту ночь ущербной луны, когда на улицах было светло, словно днём, от беды уберегли другие усопшие, преимущественно невесты. Но, опять же, только те, которых, став их незримым воплощением, «привела прекрасная, сотканная из сияющего света фея».
Прежде чем, если так можно выразиться применительно к призраку, протянуть руку помощи, «фея» всегда ставила жёсткое условие - осуществление благодарственного визита на кладбище. Фламмарион, к слову, феномен визитов на погост считает тривиальным широко распространённым поведенческим воздействием так называемых призрачных сущностей места. Он отмечает, что визиты «по требованию» хоть и дают сенсационную пищу пытливым умам, далеко не безобидны. Порой едва не заканчиваются трагедией, как будет видно ниже.
СОВЕТ ОБРЕЧЁННОГО ПАСТОРА
Итак, все без исключения работники котельных чулочной и лакокрасочной фабрик, отделавшись лишь незначительными ожогами и ссадинами, получили всё же психические, пограничные шоку травмы на местах непосредственной трудовой деятельности. Уже упоминавшийся Клод Шамис, по свидетельству Фламмариона, на могиле бывшей невесты сначала впал в транс, затем «споткнулся о порог близости к помешательству, когда умершая в плотском виде, явившись, крепко взяла за руку», принявшись уговаривать найти способ оставить несовершенный земной мир. Присоединиться к её совершенному загробному миру.
Шамис поведал Фламмариону, что его более прочего устрашила луна - не такая, к которой все привыкли, а изливающая «стерильный свет чем-то вроде толчёного стекла, уменьшающего в десятки раз размеры ближайших предметов и стократно увеличивающего размеры объектов отдалённых». Инженер не сомневался, что от полного безумия, может быть гибели, его спас знакомый пастор, о котором он знал, что тот в данный момент при смерти. «Пастор, явившийся на могилу в завидном здравии, буквально вырвал меня из рук ожившей покойной невесты», - признался Шамис. Добавив, что вернувшись с кладбища, он помчался к дому пастора, которого уже уложили в гроб.
Клод Шамис, как выяснилось, в страшном опыте своём был не одинок. Других участников «котельных событий» от намерений свести счёты с жизнью отторгли знакомые, как раз в этот момент умирающие люди. «Они являлись на могилы и проделывали благие дела милосердия», - пишет Фламммарион. Всегда обосновывающий свои выводы хотя бы на гипотетическом уровне, на сей раз он сознаётся, что ни на йоту не может приблизиться к разгадке. Оправдывая отсутствие аргументов тем, что мистический чертог иных миров закрыт для нас, пока здравствуем, наглухо.
Александр ВОЛОДЕВ